Чем ф лагарп мог быть полезен александру 1
Текущая версия страницы пока
не проверялась
опытными участниками и может значительно отличаться от
версии
, проверенной 1 февраля 2016; проверки требуют
4 правки
.
Текущая версия страницы пока
не проверялась
опытными участниками и может значительно отличаться от
версии
, проверенной 1 февраля 2016; проверки требуют
4 правки
.
В Википедии есть статьи о других людях с фамилией
Лагарп
.
Фредерик Сезар Лагарп (фр. Frédéric-César Laharpe; первоначально de La Harpe, но в ходе Великой Французской революции изменил написание фамилии, удалив дворянскую частицу de; 6 апреля 1754 (1754-04-06), Ролле — 30 марта 1838, Лозанна) — швейцарский генерал и государственный деятель, в русской истории известен как учитель Александра I, прививший ему руссоистские идеалы.
Биография
Фредерик Сезар Лагарп родился 6 апреля 1754 года в Ролле (англ. Rolle).
Сперва был адвокатом в Берне, затем по предложению Гримма переехал в 1783 году в Санкт-Петербург, где ему были поручены научные занятия с великими князьями Александром и Константином Павловичами. После начала Французской революции, идеи которой Лагарп активно поддерживал, он обратился к бернскому правительству с прошением, в котором предлагал реформы и созыв штатов. Это дало повод признать его зачинщиком беспорядков, разразившихся в подчинённом Берну кантоне Во, а враги постарались довести это до сведения петербургского двора, результатом стала потеря Лагарпом места при дворе.
В 1797 году он продал имение Жанто (Genthod) Эли Крюду, после чего отправился в Женеву, оттуда в Париж, где напечатал несколько брошюр против бернского аристократического правления. Когда была образована Гельветическая республика, Лагарп был членом управлявшей ею директории.
В 1801—1802 годах Лагарп приезжал в Россию. Позже жил во Франции; во время Венского конгресса ратовал за независимость кантонов Во и Аргау; конец жизни провёл на родине. В 1815 году, когда Александр I жил в Елисейском дворце, Лагарп получил от него приглашение на все обеды. А. О. Смирнова в записках называет Лагарпа «мой дяденька»: её бабушка якобы была сестрой знаменитого швейцарца.
Примечания
Литература
- Гласко Б. Лагарп, Фридрих-Цезарь // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.—М., 1896—1918.
- Глинский Б. Б. Республиканец при русском дворе // Исторический вестник, 1888. — Т. 34. — № 10. — С. 54-96.
- Лагарп Ф. Ц. Из записок // Русский архив, 1866. — Вып. 1. — Стб. 75-94. — Под. загл.: Ф. Ц. Лагарп в России (Из его записок).
- Лагарп Ф. Ц. Записки Лагарпа графу Н. И. Салтыкову о воспитании в. к. Александра и Константина Павловичей. 1786—1794 гг. // Русская старина, 1870. — Изд. 3-е. — Спб., 1875. — Т. 1. — С. 153—204; Т. 2. — С. 174—201.
- Уваров. Бумаги Лагарпа, хранящиеся в публичной библиотеке в Лозанне // Русский архив, 1869. — Вып./ 1. — стб. 75-82.
Награды
- Орден Святого Андрея Первозванного 29.03.1814
Тайны
Ф.Лагарп был очень силен и мог скрутить любого боксёра
ИССЛЕДОВАНИЯ И МАТЕРИАЛЫ
А. Ю. Андреев
ИМПЕРАТОР И ЕГО УЧИТЕЛЬ: ЛИЧНЫЕ И ПОЛИТИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ВЗАИМООТНОШЕНИЙ АЛЕКСАНДРА I И Ф. С. ЛАГАРПА1
Присутствие уроженцев Швейцарии в разных европейских странах всегда было заметным. Но во второй половине XVIII в. к традиционному «экспорту» оттуда солдат и часовых дел мастеров добавились еще и учителя, гувернеры и гувернантки, пользовавшиеся большим спросом в дворянских семьях от Тулузы до Санкт-Петербурга.
Востребованными оказались прежде всего франкоговорящие швейцарские жители, происходившие из области между Женевским озером (Леманом) и Юрскими горами, носившей название Ваадт-ланд (будущий швейцарский кантон Во). Знание французского языка, владение изящными манерами считалось здесь образцовым, а сама французская культура и образованность уже давно прописалась в этой земле: на берегах Лемана, вблизи Женевы и Лозанны, жили Вольтер, Ш. Боннэ, О. Б. де Соссюр, А. С. Шаванн и другие просветители; отсюда же был родом Ж. Ж. Руссо. В 1770—1780 гг. в Ивердоне выходила в свет «Энциклопедия, или универсальный словарь человеческих познаний», второй после труда Дидро и Даламбера подобный свод — выдающийся труд большой группы ваадтландских просветителей, в некоторых отношениях даже превосходивший французский первообраз.
Неудивительно поэтому, что швейцарский гувернер был приглашен и для воспитания юных внуков российской императрицы Ека-
1 Исследование выполнено в рамках проекта, поддержанного РГНФ, № 11-01-00301а.
терины II. Его звали Фредерик Сезар де Лагарп, он был уроженцем городка Ролль на Лемане. Ко двору он попал после окончания успешной воспитательной миссии в семействе Ланских (к которому принадлежал один из фаворитов императрицы). С шести лет будущий российский император Александр I учился у Лагарпа французскому языку, французской и античной литературе, истории, географии, началам философии и права. Воспитание прекратилось, когда Александру исполнилось семнадцать лет и он женился. Вскоре Лагарп покинул Россию, но с воцарением своего ученика он вновь навестил его и гостил у него в Петербурге восемь месяцев, с августа 1801 по начало мая 1802 г. Новая, но на этот раз последняя длительная встреча ожидала учителя и его ученика в 1814 г. , когда Александр I находился в Европе во главе русских войск, а живший тогда в Париже Лагарп прибыл к его свите и сопровождал императора вплоть до конца Венского конгресса1.
Казалось бы, рассказ об этих встречах должен укладываться в традиционные, естественные рамки жанра: старый учитель навещает своего прежнего питомца, чтобы насладиться его славой и успехами, а при случае и дать полезный совет, присущий мудрецу. Такой канон, восходящий еще ко времени Аристотеля и Александра Македонского, преобладает и в отечественной истории, в которой о свиданиях Лагарпа с Александром I обычно упоминается с аналогичными интонациями.
Между тем — и в этом утверждении заключен центральный тезис данной статьи — встречи между российским императором Александром I и швейцарцем Ф. С. Лагарпом не сводятся к простой схеме взаимоотношений «учитель — ученик». Эти отношения нельзя рассматривать в отрыве от политического контекста своего времени, и при ближайшем рассмотрении оказывается, что на самом деле, в каждом случае речь идет о встрече двух политических деятелей, имевших колоссальное влияние на судьбы своих стран.
1 В качестве наиболее полной и подробной биографии Лагарпа в отечественной историографии до сих пор не утратила актуальности работа: Сухомлинов М. И. Фридрих-Цезарь Лагарп, воспитатель императора Александра I // Исследования и статьи по русской литературе и просвещению: В 2 т. СПб., 1889. Т. 2. С. 37-142.
В этом смысле историческая взаимосвязь Александра I и Лагар-па уникальна — вряд ли еще можно подобрать другую пару политиков эпохи Просвещения и наполеоновских войн (причем принадлежавших к различным, даже входившим во враждебные друг другу альянсы, государствам!), один из которых с детства воспитывал бы другого. Следовательно, каждый раз, разбирая обстоятельства и результаты встреч российского императора и швейцарского патриота, мы имеем дело со сложным, запутанным клубком как политических, так и личных отношений, анализ которых может принести немало интересного.
В августе 1803 г. Лагарп написал весьма любопытный документ, проливающий свет на многие стороны его взаимосвязей с царственным учеником, — завещание или прощальное письмо, которое должны были передать Александру I уже после смерти швейцарца1. В нем, среди прочего, Лагарп завещал Александру медаль, которую в его честь «благодарные и свободные сограждане единодушно велели выбить после их освобождения»2.
По мысли Лагарпа, надписи на медали должны напоминать о странности его судьбы — о том, что «в краткие сроки можно быть и коронованным, и объявленным вне закона одними и теми же людьми, и что те, которых судьба призывает бороться с древним злом и отстаивать права человеческого рода, постоянно гонимы, пока живут, и в том, чтобы им воздали по справедливости, должны рассчитывать лишь на потомство»3.
Действительно, «странности» и, на первый взгляд, даже неразрешимые парадоксы присутствуют в судьбе Лагарпа. В 1783 г. прежний горячий республиканец и пламенный публицист, призывавший к освобождению от любого принуждения и деспотизма, принимает
1 Это письмо-завещение так и не было передано адресату; подробнее его текст и комментарий к нему см.: Андреев А. Ю. Прощальный урок. Фредерик-Сезар Лагарп и его завещание // Родина. 2011. № 7. С. 49—52.
2 Медаль была изготовлена 30 марта 1798 г. по решению временного Собрания кантона Леман (в будущем — Во, Ваадтланд), в знак признания решающей роли Лагарпа в провозглашении его независимости.
3 Correspondance de F.-C. de La Harpe et Alexandre I-er / Publiee par J. Ch. Biau-det et F. Nicod. Neuchâtel, 1978-1980 (далее: Correspondance…). Vol. 1. P. 82.
приглашение одной из величайших (по общему мнению XVIII в.) деспотий Европы и начинает воспитывать будущего самодержца. Затем уже придворный учитель с одиннадцатилетним стажем, покинув Петербург, Лагарп в 1795—1797 гг. возглавляет борьбу за «лемани чес кую республику» и становится одной из центральных движущих фигур для революционных событий на берегах Женевского озера1.
Когда в 1798 г. благодаря этой революции и вмешательству французских сил вся территория Швейцарии была объявлена Гельветической республикой, Лагарпа избирают членом ее высшего исполнительного органа — Директории (состоявшей всего из пяти человек), трижды возлагая на него переходящие от одного члена к другому обязанности президента Директории, т. е. формально — главы исполнительной власти в стране. Не изменяя своим республиканским убеждениям, Лагарп тем не менее во главе Директории проводил реформы «жесткой рукою», в авторитарном стиле, подавляя сопротивление противников. В итоге, 7 января 1800 г., после полутора лет пребывания у власти, Лагарп и его сторонники были свергнуты путем переворота, а спустя полгода, спасаясь от ареста, Лагарп бежал во Францию2.
Он смог потом ступить на швейцарскую землю лишь после ликвидации Гельветической республики в 1803 г. (когда и написал в родном городе Ролле упоминавшееся выше письмо-завещание в адрес Александра I). До окончания наполеоновских войн Лагарп жил большей частью во Франции и только после нового переустройства Швейцарии на Венском конгрессе наконец постоянно обосновался в кантоне Во, который во многом именно ему был обязан своим возникновением. До самой смерти в 1838 г. в Лозанне Лагарп был членом кантонального парламента.
Как же получилось, что учителем французского языка для юного наследника российского трона стал не просто пушкинский «мосье
1 Глинский Б. Б. Республиканец при русском дворе //Исторический вестник. 1888. Т. 34. № 10. С. 54-96.
2 «Я вошел в состав Директории под рукоплескания всей Гельвеции, и все силы свои употреблял на упрочение нашей свободы и независимости, невзирая на тысячи препятствий. Но полтора года спустя группа мятежников меня изгнала как тирана, а вскоре я был объявлен вне закона как заговорщик», — писал позже (17 апреля 1801 г.) Лагарп Александру I (Correspondance… Vol. 1. P. 234).
Бопре», а человек со взглядами республиканца и будущей карьерой видного европейского политического деятеля? Это не выглядит такой уж случайностью. Как упоминалось, в наибольшей цене среди учителей были франкоговорящие швейцарцы, которые у себя на родине, в Ваадтланде, испытывали очевидные притеснения со стороны патрицианских властей Берна, владевшего этой территорией с середины XVI в. Противоречия с «бернскими господами» не только Лагарпа, но и многих других его соотечественников подтолкнули к эмиграции, побуждая искать счастья при чужих дворах1. К тому же в традициях местного дворянства было давать детям последовательное «республиканское» образование: так, родители Лагарпа направили того в четырнадцатилетием возрасте в известную в Швейцарии частную школу в замке Гальденштейн, где юношей воспитывали в строгом соответствии с принципами римской республики. Проникнутый ее духом, пламенный защитник свободы, Лагарп выбрал для своих дальнейших занятий юриспруденцию, изучал римское право, сочинения Монтескье и современные гражданские законы, а в 1774 г. в Тюбингенском университете удостоился степени доктора прав2.
Именно такой носитель идей Просвещения и требовался Екатерине II для воспитания внука и наследника в духе продолжения ее дела по реформированию России. Уже прибыв в Петербург, Лагарп составил для императрицы несколько записок с изложением своих политических взглядов, в которых Екатерина с удовлетворением отметила созвучие с принципами собственных реформ. В частности, взгляды Лагарпа на просвещенную монархию были очень близки к екатерининским. Цель правления монарха он видел в том, чтобы «разработать кодексы законов, чтобы примирить слабых и сильных, навести порядок и установить царство справедливости», что должно одновременно усилить власть государя и сделать его подданных счастливыми и свободными. «Повсюду, где монарх ведет себя как первый слуга своей страны и отец своего народа, он надежнее за-
1 Подробнее см.: De l’Ours à la Cocarde. Ancien Régime et révolution dans le Pays de Vaud (1536-1798). Lausanne, 1998.
2 Сухомлинов М. И. Указ. соч. C. 44—51.
щищен законами и любовью своих подданных, нежели солдатами и крепостями»1.
Таким образом, появление Лагарпа в ряду учителей юного Александра стало следствием целенаправленного отбора, осуществленного Екатериной II, а с весьма высокой вероятностью результатом такого отбора становился не просто образованный швейцарский республиканец-просветитель, но еще и борец за свободу против несправедливой власти, «порабощавшей» его родину. Конечно, с такими взглядами Лагарпу нелегко было в сановном Петербурге. «Противоположность моих привычек с привычками тех людей, в обществе которых я находился, — писал Лагарп позже, — подала повод предполагать во мне гордость, которая казалась тем сильнее, что я не искал никаких повышений или наград; но лишь только убедились, что эта гордость не была способна поставлять препятствия другим, стали желать мне добра, и благорасположение ко мне сделалось до того общим, что я приобрел много друзей в этой чужой стороне , которая с тех пор стала для меня вторым отечеством… Мои принципы были так хорошо известны, что меня сейчас же могли включить в число людей, которых называли тогда демократами. Несмотря на то, меня нисколько не потревожили, и я, с своей стороны, старался избегнуть всяких неприятностей, заключившись совершенно в круге моих обязанностей, которые я продолжал ревностно исполнять»2.
Однако в годы пребывания в Петербурге Лагарп не оставлял мыслей о судьбе родной земли. Может быть, для русского двора действительно казалось, что все внимание швейцарца целиком обращено лишь к учебным предметам, но на самом деле в начале 1790-х гг. под воздействием событий Французской революции он с далекого севера призывал своих соотечественников сбросить ярмо угнетения, «принять решительные меры к разрушению их цепей»3. По собственному признанию, из Петербурга им было послано шестьдесят прокламаций на разных языках с целью «революционизировать» Швейцарию, их передавали из рук в руки и даже печатали в газетах (естественно,
1 Сухомлинов М. И. Указ. соч. С. 69; Biaudet J. Ch. Introduction // Correspondance..’. Vol. 1. P. 12-13.
2 Из записок Ф. Ц. Лагарпа // Русский архив. 1866. Вып. 1. С. 82.
’Тамже. С. 84.
без подписи)1. Лагарпа не остановило даже то, что «бернские господа» обратились к Екатерине П, выставив его как опасного заговорщика и потребовав его выдачи, но российская императрица, говоря словами Лагарпа, «не подумала, чтобы Гельветиец был достоин названия заговорщика за то, что вызвал тени древних освободителей и героев своего отечества»2.
Итак, еще в Петербурге Лагарп, по сути дела, начал свою деятельность в качестве политика и, неуклонно добиваясь эскалации революционных событий в Швейцарии, уже вступил на тот путь, который впоследствии приведет его к тому, чтобы возглавить республиканскую исполнительную власть.
Особенно плодотворными для будущей политической карьеры Лагарпа стали его первые годы после возвращения из России: с 1795 г. он поселился в женевских владениях, на самой границе с Ва-адтландом (ступать куда ему запрещали проскрипционные списки бернских властей), и с этой удобной позиции продолжал рассылать статьи, брошюры, петиции и обращения к соотечественникам. Его одновременные успешные переговоры в Париже стали одной из причин того, что в конце 1797 г. французская Директория объявила о своем покровительстве, защите безопасности и имущества жителей Ваадтланда. В ответ на это Лагарп призвал к немедленному объявлению независимости и действительно явился душой провозглашенной 24 января 1798 г. Леманической республики (среди трудов Лагарпа, в частности, есть инструкция для созыва ее Ассамблеи депутатов)3. Но в итоге вследствие вмешательства французских войск реализовался гораздо более крупный революционный проект: республикой, причем «единой и неделимой», сменявшей все прежнее кантональное устройство, была объявлена вся Швейцария4. Лагарпу это казалось
1 Анализ роли прокламаций в подготовке революции в Швейцарии см.: Tosato-Rigo D., Corsini S. (ed.) “Bon peuple vaudois, écouté tes vrais amis!” Discours proclamations et pamphlets diffuses dans le Pays de Vaud au temps de la revolution. Tausanne, 1999.
2 Из записок Ф. Ц. Лагарпа… С. 87.
3 WurglerA. Abwesender revolutionär — moderate Revolution: Frédéric-César de Ta Harpe und die Waadt (1789-1798) // Dossiers Helvetiques. Vol. 6. Basel, 2000. S. 140-159.
4 Böning H. Der Traum von Freiheit und Gleichkeit: Helvetische Revolution und Republik (1798-1803). Zürich, 2000.
верхом мечты — «объединение всех народностей Гельвеции в единственную нацию, с образованием единой республики»1.
Говоря о политическом опыте, полученном Лагарпом в Гельветической республике, следует подчеркнуть те задачи, которые пытались одновременно решать ее власти2. Среди них были отмена феодальных привилегий и установление гражданских свобод, реформа государственных учреждений и служб (например, создание единой почтовой системы), реформа законодательства и суда на основе передовых правовых концепций эпохи Просвещения, учреждение единой общегосударственной школьной системы, независимой от местных церковных и кантональных властей и предназначенной для воспитания «гельветических граждан»3.
Это была цельная, взаимосвязанная в своих отдельных элементах программа по обновлению или, иначе говоря, «модернизации» различных сторон государственной и общественной жизни страны — расставание со «старым режимом» и приведение ее в соответствие с потребностями новой эпохи. Но глухое, а иногда и открытое сопротивление населения сельских областей (при определенной поддержке республики в городах), нехватка денег и, наконец, вторжение иностранных войск — все это привело к тому, что многие проекты реформ так и остались на бумаге4.
Заметим, что оккупация русской и австрийской армиями в августе—сентябре 1799 г. северо-восточной части Швейцарии пришлась именно на президентство в Директории Гельветической республики Лагарпа, который был вынужден в резком тоне протестовать против того, что «русские солдаты, без всякого повода с нашей
•Correspondance… Vol. 1. Р. 234.
2 Tosato-Rigo D. Frederic-Cesar de La Harpe entre reformes et revolution // Fre-deric-Cesar de La Harpe. 1754-1838 (sous la direction d’Olivier Meuwly). P. 147-160.
3 Rohr A. Philipp Albert Stapfer. Minister der Helvetischen Republik und Gesander der Schweiz in Paris 1798-1803 (Beitrage zur Aargauer Geschichte, 13). Baden, 2005.
4 «Никогда, пожалуй, ни одно правительство не подвергалось подобным испытаниям, — вспоминал потом Лагарп. — Внутренние враги затрудняли его деятельность, союзники предавали его, огромные армии вторгались на его территорию, и одно только деятельное усердие и непреклонное упорство помогало ему оставаться у власти. В течение марта, апреля, мая и июня 1799 года спал я в сутки не более одного часа» (Correspondance… Vol. 1. Р. 237).
стороны, пришли жечь наши дома и опустошать наши земли»1, посылая этот протест — о, вечные «странности» судьбы Лагарпа! — своему бывшему ученику, младшему брату Александра, великому князю Константину Павловичу, находившемуся тогда при штабе русских войск.
Насильственное удаление Лагарпа из Директории (во время пребывания в которой он, по собственному признанию, «постарел на десять лет»), вынужденное изгнание во Францию, где он дал Наполеону слово не участвовать в швейцарской политике, — таковы внешние обстоятельства его жизни к середине 1801 г., когда Лагарп, приняв приглашение Александра I, поспешил в Россию. Им, безусловно, владело чувство собственной нереализованности, но одновременно и ощущение накопленного большого политического опыта, который Лагарп готов был применять дальше.
Aero царственный ученик в начале своего правления испытывал явную нужду в таком опыте. Перед Александром I в 1801 г. стояли те же задачи обновления страны — приведения в единый порядок ее законодательства, административной, судебной системы и т. д. — что пыталась разрешить Гельветическая республика; вот только измерялись эти задачи уже российским масштабом.
В мыслях, в общем настроении Александр был готов к таким преобразованиям. Он давно впитывал уроки Лагарпа, который никогда не оставлял случая напомнить Александру о примерах правителей-реформаторов: «Траяна, Юлиана, Антонинов, Генриха IV, Фридриха II и Лоренцо Медичи», а из русских правителей — прежде всего Петра I2. О том, насколько полно Лагарп смог сформировать сознание молодого Александра, свидетельствуют пылкие слова последнего, обращенные к Лагарпу в день их расставания в мае 1795 г.: «Вам я обязан всем, кроме самого появления на свет»3.
О этом же говорят и рассуждения Александра при его первом знакомстве с князем Адамом Чарторыйским весной 1796 г.: «Александр сознался мне, что он ненавидит деспотизм повсюду, во всех его проявлениях, что он любит свободу, на которую имеют право все люди,
•Correspondance… Vol. 3. Р. 635.
2Ibid.Vol. 2. Р. 84.
3 Ibid. Vol. 1. Р. 139.
что с живым участием следил за французской революцией, что, осуждая ее крайности, он желает республике успехов и радуется им. Он с благоговением говорил мне о своем наставнике, г-не Лагарпе, как о человеке высокой добродетели, истинной мудрости, строгих правил, сильного характера. Ему он был обязан всем, что в нем есть хорошего, всем, что он знает; ему в особенности он был обязан всеми началами истины и справедливости, которые он имеет счастье носить в своем сердце и которые развил в нем Лагарп»1.
Но помимо общности политических взглядов, молодого Александра и Лагарпа связывает в эти годы огромная человеческая близость. Александр видит в своем наставнике одного из немногих людей, которым может полностью довериться. Он часто пишет швейцарцу (с надежными оказиями), говоря в письмах такие вещи, которые не смог бы написать никому другому. Так, например, в феврале 1796 г. Александр дает совершенно уничижительную характеристику окружавшей его петербургской атмосферы конца екатерининского царствования: «Кругом непостижимое творится: все только и делают, что воруют, порядочного человека не сыскать, это ужасно»2. Часто пишет он Лагарпу о нежелании править, о том, что предпочитает тихую, спокойную жизнь где-нибудь на природе: «Я променял бы охотно звание мое на ферму подле Вашей, дорогой мой друг, или по крайней мере где-нибудь поблизости»3 (т. е. на берегах Женевского озера).
Наконец, 27 сентября (8 октября) 1797 г. — именно в те недели, когда Лагарп был полностью погружен в подготовку швейцарской революции, — Александр пишет ему знаменитое письмо о будущей конституции для России. Поразительное историческое сближение! Практически одновременно Лагарп с жаром добивался свободы для своей родины Ваадтланда, а Александр — для своей, России. «Я подумал, что если когда-нибудь наступит мой черед царствовать, тогда, вместе того чтобы покидать отечество, надобно мне попытаться сделать мою страну свободной и тем самым наперед помешать ей становиться игрушкой в руках безумцев. Размышлял я на сей счет очень
1 Русский двор в конце XVIII и начале XIX столетия: из записок князя А. Чар-торыйского. 1795—1805 / Предисл. К. Военского. М., 2007. С. 41.
Correspondance… Vol. 1. P. 157.
3 Ibid. P. 158.
долго и пришел к выводу, что это будет наилучшей из революций, ибо совершится она законным правителем и закончится тотчас же после того, как конституция будет принята, а нация изберет своих представителей». А в подготовке такой «наилучшей из революций» Александр очень рассчитывает на помощь Лагарпа. Александр пишет: «… мнение Ваше обо всем этом узнать и попросить Вас нами руководствовать. О! Как был бы я счастлив, будь Вы нынче рядом со мной! Сколько услуг могли бы Вы мне оказать!»1.
Но очередной парадокс заключался в том, что именно результаты швейцарской революции прервали переписку Александра и Лагарпа. Последний потом явно указывал, что, став официальным должностным лицом в Директории, прекратил отправлять письма в Петербург, не желая прослыть в глазах своих противников «российским агентом»2. Как потом выяснилось, и Александр получил от своего отца, императора Павла I, строжайший запрет на переписку с Лагар-пом3.
Тем важнее кажется приезд Лагарпа в Россию в первые же месяцы царствования Александра. Их насильственно прерванный обстоятельствами диалог о конституции и других преобразованиях для России должен был получить теперь закономерное развитие.
Итак, еще раз подчеркнем: когдав августе 1801 г. Лагарп вновь свиделся с Александром в Петербурге, это был вовсе не визит «старика-учителя» (не говоря уже у том, что Лагарпу тогда исполнилось лишь 47 лет), но встреча двух преобразователей, объединенных общим пониманием необходимости «модернизации» политической жизни в своей стране (для одного — Швейцарии, для другого — России).
У Лагарпа с его огромными познаниями и политическим опытом были все шансы занять место «правительственного эксперта» по реформам, подобно тому как несколько десятилетий назад Екатерина II приглашала таких экспертов на русскую службу (например, уро-
1 Correspondance… Vol. 1. P. 215-217.
2 Ibid. P. 224.
315 октября 1799 г. вышел указ Павла I Сенату о лишении Лагарпа, «который, по неистовому и развратному поведению его… начал явно участвовать в мятежах Швейцарии», российской пенсии, назначенной за воспитание великих князей (Глинский Б. Б. Указ. соч. С. 77).
женцев Австрийской монархии для реформ народного образования в России).
Однако реальное положение Лагарпа в Петербурге оказалось иным. Он сознательно отказался не только от повторного зачисления на русскую службу, но и вообще от любых внешних знаков, которые бы демонстрировали его влияние на императора или участие в подготовке реформ. Вероятно, свою роль в этом решении сыграло последовательное желание Лагарпа сохранять верность Гельветической республике. Позднее в «Записках» он отмечал: «Те, кто не знал меня, предполагали, что я хотел взять дань с его (императора. — A.A.) дружбы, доверия и богатства, словом, сыграть роль вельможи. Эти люди ошиблись. Я всегда старался действовать согласно тому, чего требовало от меня мое положение. Республиканцем прожил я двенадцать лет при дворе; республиканцем появился в нем снова, не смутив никого»1. Характерно, что Лагарп для официальных выходов в Петербурге надевал мундир директора Гельветической республики, не признавая тем самым свое свержение и пришедших ему на смену в Швейцарии «властей мимолетных, меняющих одна другую и одинаково незаконных».
Но таких официальных поводов для ношения мундира у Лагарпа было немного. Дело в том, что он решил избегать появлений при дворе, и, таким образом, все его общение с императором в эти восемь месяцев 1801—1802 гг. получило вообще частный характер. Александр I обычно навещал Лагарпа дважды в неделю (и поэтому из опасения пропустить очередной визит императора, для которых не могло быть установлено четкого расписания, Лагарп старался всегда быть дома и даже не ходил в гости к своим петербургским друзьям). «Очень часто, — пишет Лагарп, — император находил меня в домашнем халате, все выглядело как если бы юный друг пришел дружески поболтать со стариком, который его вырастил. Однако, именно в часы этих непринужденных бесед, избавленные от любопытного внимания придворных, так сказать, украдкой, между нами возбуждались те важные вопросы, которые приводили к возникновению моих писем и записок императору»2.
1 Из записок Ф. Ц. Лагарпа… С. 93.
2 Строки из неопубликованной части «Записок» Лагарпа: Bibliothèque
В последней фразе имеются в виду проекты реформ, которые Ла-гарп составлял и передавал Александру по мере их общения. В сумме за весь период пребывания в Петербурге швейцарцем была проделана огромная работа: им было написано свыше 70 писем к Александру, ко многим из которых приложены многостраничные записки и проекты1. Они касаются самых разных отраслей преобразований: от реформ суда и сословных учреждений до международных дел.
Но приходится отметить, что далеко не всегда эти проекты оказывались действительно востребованными, а их идеи доходили до практического воплощения в России. Особенно жесткая оценка деятельности Лагарпа встречается в мемуарах князя Адама Чарто-рыйского, по словам которого, «пребывание Лагарпа в Петербурге в начале царствования Александра в действительности не имело серьезного значения, и сам он весьма мало оказал влияния на будущие реформы Александра».
Впрочем, за такой оценкой легко различимо неприятие Чаторый-ским и другими «молодыми друзьями» императора, членами т. н. Негласного комитета, той реальной и крепкой привязанности, которая объединяла императора и его учителя. Чарторыйский явно ошибается, когда говорит о «ничтожности» вклада Лагарпа в реформы: так, достаточно убедительно установлено, что именно швейцарцем была обоснована необходимость создания в России министерства народного просвещения (министерство с похожими функциями уже действовало в Гельветической республике). Тем не менее в Негласном комитете проекты Лагарпа наталкивались на сопротивление. Чарторыйский с явным удовлетворением вспоминал: «Он имел настолько такта, что сам не пожелал участвовать в наших собраниях… впрочем, из вежливости ему было сказано, что он считается членом нашего совета и что на собраниях наших для него заготовлено кресло»2. Несмотря даже на то, что публично члены Негласного комитета высказывали свою признательность Лагарпу за представленные им проекты.
cantonale et universitaire (BCU) de Lausanne. Fonds de La Harpe. Ba 5. P. 50; Ba 6. P. 51.
1В швейцарской трехтомной публикации переписки Александра I и Лагарпа письма петербургского периода 1801—1802 гг. занимают без малого 400 страниц, иначе говоря, большую часть первого тома.
2 Русский двор в конце XVIII и начале XIX столетия… С. 140.
наделе они пренебрегали ими1. Куда легче было тишком высмеивать швейцарского реформатора (так, по словам Чарторыйского, Лагарп слишком часто повторял о необходимости «регламентированной организации учреждений» (франц. organisation réglementaire), и эти слова для молодых друзей превратились в его насмешливое прозвище), чем разбираться в принципах, которые он закладывал в основание реформ.
Возможно, если бы отношения Лагарпа с Александром были более формальными, то его рукописи получили бы несколько большую сферу хождения внутри правительственного аппарата. Однако, как уже подчеркивалось, и для российского императора, и для швейцарца был важен именно личный аспект их общения. Памятуя о том, что Александр уже привык высказывать Лагарпу все то, что тяготило его душу и что царь не мог бы сказать никому другому, становится понятным: в их взаимоотношениях личные моменты, возможность «открыть сердце» являлись не менее, а, быть может, и более важными, чем общественно значимые, политические.
Так, среди неопубликованной части «Записок» Лагарпа поражает рассказ швейцарца о том, как Александр решился признаться ему в участии в заговоре, лишившем жизни его отца, императора Павла I. «По возвращении из Москвы (после состоявшейся в сентябре 1801 г. коронации. — А. А.) император пожелал побеседовать со мной конфиденциально о тех обстоятельствах, которые его вынудили занять трон его отца. Эти происшествия лежали тяжелым грузом на его сердце: ему необходимо было найти облечение, открыв другу с искренностью те мотивы, которые не позволили ему отстраниться от того, что от него требовали. Ему хорошо были известны серьезные поводы к общественному недовольству, давно уже он предвидел их тяжелые последствия, когда высказываемое всеми желание, которые можно назвать национальным, вдруг указало ему, что нация всецело на него полагается и зовет ее спасти. Ему цитировали разные примеры, чтобы оправдать то, что от него требовали. Павел I должен был уступить свое место преемнику, но на условии, что его персона
10 проекте Лагарпа по организации учебных заведений в России и причинах, по которым его реализация была фактически отвергнута «молодыми друзьями» царя см.: Андреев А. Ю. Ф. С. Лагарп и разработка реформы народного просвещения в России // Российская история. 2010. № 6. С. 40—47.
получит должное уважение и ничто не сможет заронить подозрения в отношении его преемника. Вожаки же переворота, должно быть, злоупотребили обстоятельствами, чтобы прибегнуть к такому образу действий, результатом которого стала смерть свергнутого монарха. Александр приходил в ужас от этого преступления, которое он не смог ни предвидеть, ни предотвратить и которого зачинщики и истинные подстрекатели, защищенные их соучастниками и даже общим мнением, должны были избегнуть наказания. Он изливал свою душу в мою, открывал мне дошедшие до его сведения подробности и глубоко меня расстроил, доказав невозможность наказать виновных, некоторые из которых еще осмеливались показываться в придворном кругу»1.
Видя такое полное и абсолютное доверие императора, его открытую душу, Лагарп и сам, отходя от политических тем, обращался к тому, чем так привык заниматься, — «воспитанию» своего ученика. От его внимания не ускользали малейшие детали поведения молодого императора (например, как именно он двигается, приветствует собравшихся придворных и т. д.2), и Лагарп делал ему соответствующие внушения. Но главным являлось не внешнее, а внутреннее, «сердечное воспитание». Особенно четко это высказано Лагарпом в письме-завещании 1803 г., из которого предельно ясно, что выше, чем конкретные навыки и умения, Лагарп ценил сам характер и личность Александра, видя в них залог успеха преобразований России.
«После десяти веков Провидению было угодно, чтобы в России родился человек, которого ей не так хватало для успешного, постепенного, лишенного смут развития цивилизации… Природа одарила Вас чувствительным, добрым и великодушным сердцем, превосходным умом, большим запасом спокойствия, величавой любезности и склонности к работе; разумеется, это великие дары. Вашему веку Вы обязаны знаниями, принципами, средствами. Наконец, и именно это Вас характеризует, Вы не думаете, что являетесь существом другого рода, чем люди, которыми управляете; Вы не думаете, что имеете право быть надменным; Вы их не презираете, напротив, Вы их любите, Вы снисходите к их ошибкам и страданиям, Вы торопитесь
1ВCU. Fonds de La Harpe. Ba 7. P. 92.
Correspondance… Vol. 1. P. 357.
прийти к ним на помощь; Вы, наконец, надеетесь быть им хорошим примером»1.
По сути, Лагарп идеализировал своего воспитанника, обращался к нему как к собственному «творению», как отец к сыну, а значит, лишался способности хладнокровно анализировать его поступки и конкретные результаты царствования2. «Личное» в отношениях учителя с царственным учеником явно брало верх над «политическим».
Означает ли это, что в политическом отношении Лагарп вообще ничего не смог сообщить Александру? Вовсе нет, напротив, пребывание Лагарпа в 1801-1802 гг. в Петербурге укрепило молодого царя в важном принципе: проводить реформы в России необходимо, не ослабляя, а напротив, в полной мере используя силу государственной власти (т. е. применительно к России — силу самодержавия). Такой опыт извлек Лагарп из собственной политической деятельности. Он вовремя предостерег Александра от того, к чему его подталкивали «молодые друзья», — от передачи части полномочий каким-либо коллегиальным органам, которые бы ограничивали волеизъявление императора. Совсем неодобрительно Лагарп отозвался о проекте российской конституции, подготовленной Чарторыйским (что лишний раз демонстрирует причины откровенной вражды последнего к швейцарцу). В предшествующие годы конституционные проекты революционного времени уже не раз проходили через руки Лагарпа, поэтому он мог с должным основанием судить о «безосновательности этого замысла, убедившей меня, что его породила голова юная и легкая, не отдавая себе отчета в том, что собой представляют 50 миллионов жителей России, а собрав без всякого обдумывания отдельные черты представительных органов, набранные случайно из тех стран, где их опробовали, и ничуть не волнуясь, применимо ли то в России»3.
‘Ibid. Vol. 2. P. 84.
2 Идеализацию образа Александра I Лагарп сохранил до конца жизни, что неоднократно отмечали общавшиеся с ним в Лозанне русские путешественники, см., например: Жуковский В. А. Полное собрание сочинений и писем / Под ред. О. Б. Лебедевой, А. С. Янушкевича. Т. 13: Дневники. Письма-дневники. Записные книжки 1804—1833. М., 2004. С. 354.
’BCU. Fonds de La Harpe. Ba 6. P. 52.
Еще один ключевой принцип, который Лагарп практически познал на собственном опыте и который также стремился передать своему ученику, — постепенность реформ, внимание к традициям, характеру народа и существующих у него учреждений, пусть даже именно их и требуется обновить в ходе «модернизации». Так, в первом же письме, отправленном Лагарпом Александру после восшествия того на престол, звучит мотив «умеренности», осторожности в преобразованиях, необходимости узнавать и тщательно наблюдать за текущим ходом дел: «Остерегусь Вам давать советы. Один только решусь высказать, мудрость которого проверил я в течение тех полутора лет, когда, на мою беду, возложили на меня почетную обязанность управлять государством; вот в чем он состоит: сколько-нибудь времени предоставьте административной машине работать, как прежде, наблюдайте за ходом ее, а реформы начните, лишь когда убедитесь совершенно в их необходимости. Поспешайте медленно, как писали Вы мне в письме от 27 сентября 1797 года»1 (имеется в виду уже упоминавшееся знаменитое письмо Александра о конституции).
Но и в «последнем наставлении», высказанном в письме-завещании 1803 г., данный мотив повторяется со ссылкой на негативные последствия петровских реформ: «Желая поскорее увидеть Россию, приученную к иностранным обычаям, Петр I нанимал на службу слишком много иностранцев и не видел, что народ с уже определившимся характером нужно длительным образом обрабатывать лишь инструментами, извлеченными из его же недр, и с помощью учреждений, стремящихся постепенно сформировать новую породу людей»2.
Итак, главный «политический урок» Лагарпа, переданный Александру в первые месяцы царствования, — умеренность в проведении реформ и необходимость сохранения при этом сильной самодержавной власти (принципы, которых трудно было бы ждать от создателя швейцарской республики, рожденной революцией, но таков уж очередной парадокс Лагарпа!3).
‘Correspondance… Vol. 1. P. 229.
2 Ibid. Vol. 2. P. 84 (курсив Ф. С. Лагарпа).
3 Позднее в примечании к одному из писем к императору Лагарп отмечал, что только его враги, боявшиеся человека, который говорит самодержцу правду, всегда пытались выставить его необузданным «новатором», чьи советы могли сбить с пути императора и всю Россию (Ibid. Vol. 1. P. 504).
В то же время большая человеческая привязанность к Александру заставляла Лагарпа высоко ценить личную сферу их отношений и мешала воспринимать характер и поступки императора критически (хотя при этом Лагарп мог абсолютно здраво оценивать легкомысленность и незрелость «молодых друзей» царя). Щепетильность Лагарпа, с которой он охранял эту сферу, желая внешне всячески отстраниться от подготовки российских реформ и оставаться представителем Гельветической республики, отчасти способствовала тому, что многие проекты Лагарпа, детально им разработанные, так и не были востребованы.
Даже сам отъезд Лагарпа из России — преждевременный с точки зрения развития преобразований, основной механизм которых был пущен в ход лишь спустя несколько месяцев, после создания министерств в сентябре 1802 г., — был вызван именно названной щепетильностью и имел корни в личной сфере отношений. Как швейцарец объяснял в неопубликованной части своих «Записок», «с марта я заметил, что усилия, которые я предпринимал, чтобы остаться в тени, не смогли избавить меня от действий недоброжелателей, которые по-своему интерпретировали мою частную переписку с императором и особенно еженедельные беседы, коими он удостаивал мое жилище. Я счел разумным сообщить об этом Александру в письме от 8 марта 1802 г. и дать ему почувствовать необходимость моего удаления. Его дружба долго отказывалась поверить в то, что от этой близости между российским императором, выдвигающим благотворные реформы для своего народа, и иностранцем, известным уже в течение долгого времени аналогичными принципами, могут случиться серьезные неудобства. Мудрый образ действий, с которым начало трудиться новое правительство, принес благоприятные результаты, но те, кто страшатся устранения злоупотреблений, коих выгоды использовались ими до тех пор бесконтрольно, содрогнулись, видя, что пришел их срок, и не зная, на кого свалить вину открыто, глухо указывали на иностранца как на того, кто внушает эти проекты»1. Поэтому Лагарп боялся, что его пребывание в России будет вредить самому успеху реформ, что им будут препятствовать только потому, что они «исходят от иностранца», и поэтому просил
‘ВСи. Ктск с!е Ьа Нагре. Ва 9. Р. 181.
императора отпустить его, надеясь, что и вдалеке от России сможет дальше приносить ей пользу1.
Последним примером из этого ряда, показывающим влияние личных причин Лагарпа на его решения в Петербурге, является его предложение передать письмо Александра I первому консулу Франции, генералу Бонапарту Здесь необходимо пояснить, что сам Лагарп был увлечен личностью и деятельностью Наполеона, действия которого к тому же имели решающее значение для успеха революции в Ваадтланде и последующего установления Гельветической республики. Накануне вступления французских войск в Швейцарию, приблизительно в декабре 1797 г., состоялась личная встреча Лагарпа с Наполеоном, которую первый описал так: «Он поразил меня точностью своих вопросов и ответов и талантом сводить предметы обсуждения к самым простым понятиям. Вследствие двухчасового разговора, бывшего весьма оживленным, я удалился убежденным, что этот человек призван к самому высокому предназначению и ему заранее следует извинить те амбиции, что пробивались в разговоре»2.
Поэтому желание сблизить Александра и Наполеона, двух людей, которыми Лагарп тогда восхищался, несмотря на всю сомнительность этого предприятия с точки зрения большой европейской политики началаXIX в., было у швейцарца вполне искренним3. Перед самым отъездом Лагарпа из Петербурга 8 мая 1802 г. Александр написал Наполеону короткое письмо, где выражал ему «свои дружеские чувства» и искреннюю надежду «установить самое близкое согласие между двумя правительствами и устранить все, что могло бы повредить этому согласию»4. И хотя Лагарп рассчитывал, что такое письмо поможет длительному «поддержанию мира в Европе», а также распространению «просвещения и свободных учреждений», в итоге оно так и не было передано. Вернувшись в Париж, швейцарец
‘Correspondance… Vol. 1. P. 509.
2 Цит. по: Coppet et la Révolution de Suisse 1797—1803. Coppet, 2003. P. 72.
3 Отметим, что с точки зрения русского дипломатического корпуса это однозначно интерпретировалось как подтверждение донесений из Парижа о том, что Лагарп прибыл в Россию в качестве «агента Бонапарта» (Biaudet J. Ch. Op. cit. P. 21-22).
4Correspondance… Vol. 1. P. 610-611.
увидел в новых действиях Наполеона шаги к «всемирному господству и абсолютизму» и добровольно отказался от своей посреднической миссии1.
Итак, причуда истории неразрывно соединила две фигуры из стран, совершенно разных по своим размерам, природе, климату, религии, народным характерам и т.д.
Лагарп и Александр I — швейцарец и русский; республиканец и самодержец; один — освобождающий свою родину от вековой тирании и несправедливости чужих господ, другой — мечтающий о таком же освобождении своей страны от клейма деспотизма и рабства (крепостного права). До определенного времени их объединяла несомненная общность принципов, которая объяснялась тем, что Ла-гарпу действительно удалось передать юному Александру свой образ мыслей и жизненные установки. К их новой встрече в 1801 г. , обсуждению которой была посвящена большая часть настоящей статьи, Лагарп получил еще и бесценный политический опыт, которого так недоставало Александру. Вместе они готовы были приняться за «модернизацию» России.
Но действия Лагарпа-реформатора в Петербурге, его многочисленные проекты преобразований нельзя рассматривать в отрыве от сферы их личных взаимоотношений, искренних, практически отеческих чувств, которые наставник (кстати, не имевший собственных детей) питал к своему ученику. Впрочем, нельзя делать и обратное: сводить их общение в Петербурге к модели «старый учитель в гостях у юного друга» — в таком случае пропадает та огромная, поис-тине титаническая работа, которую проделал Лагарп по подготовке российских реформ. Причины же того, что результаты этой работы оказались не столь плодотворными, лежат глубоко в характерах обоих людей. Как это было свойственно концу ХУ1П — началу XIX в., чувство взяло верх над разумом, личные аспекты отношений взяли верх над чисто политическими, и Лагарп предпочел удалиться, хотя до конца жизни хранил в своих воспоминаниях идеальный образ российского императора, запечатленный им в те месяцы. Впрочем, история их отношений повторилась еще раз, только теперь с полной
•Соггеврог^апсе… Уо1.1. Р. 611-612.
переменой ролей: в 1814 г. уже Александр I тайком от своего окружения общался с Лагарпом и сообщал ему свои решения, о которых еще не догадывались многие европейские дипломаты, а именно то, что образованные благодаря швейцарской революции новые кантоны (Во, Ааргау, Тессин) будут сохранены, несмотря на общее желание политиков Венского конгресса провести «реставрацию» дореволюционных порядков1.
В конечном счете, именно личным отношениям Александра и Лагарпа обязана своими контурами современная Швейцария.
1 Глинский Б. Б. Указ. соч. С. 91; Сухомлинов М И. Указ. соч. С. 137—138.
А. Б. Григорьев
ЗАГАДКИ СОЧИНЕНИЯ «МОЛОТОК НА КНИГУ “КАМЕНЬ ВЕРЫ”»
Издание преосвященным Феофилактом (Лопатинским), архиепископом Тверским и Кашинским, в 1728 г. фундаментального труда покойного митрополита Стефана (Яворского), местоблюстителя патриаршего престола, «Камень веры», в котором, наряду с подробнейшим богословским анализом разногласий между Православной и протестантскими Церквями, можно было прочитать призывы к полному запрету и государственному преследованию инославного прозелитизма и катехизации на канонической территории Русской Православной Церкви, вызвало шквал критики со стороны протестантских богословов, справедливо увидевших в воззрениях Яворского и Лопатинского опасность для себя и своих единоверцев. Защиту книги взял на себя архиепископ Феофилакт (Лопатинский), самый малоисследованный русский богослов XVII в., а после его заключения и смерти — митрополит Рязанский и Муромский священ-номученик Арсений (Мацеевич), один из известнейших полемических богословов середины XVII в.
Полемика между Иоганном Буддеем1 со стороны протестантизма, Бернардом Риберой2 со стороны католицизма и Феофилактом (Лопатинским)3 со стороны православия еще ждет своего вдумчивого и ответственного исследователя. А; вот защита «Камня веры» митрополитом Арсением (Мацеевичем)4 связана с критической руко-
1 Epístola apologética pro ecclesia Lutherana contra calumnias et obtrectationes Stephani Javorcii Rezanensis et Muromiensis metropolitae ad amicum Mosque degent-emscripta a Ioanne Francisco Buddeo. Ienae, 1729.
2 Ribera B. Responsum ant-apologeticum ecclesiae catholicae contra calumniosas blasphemias… Viennae, 1731.
3 Феофилакт (Лопатинский), архиеп. Апокрисис, или Возражение на письмо Будцея (ОР БАН РФ. Собр. Яков. № 51).
4 Арсений (Мацеевич), митр. Возражение на пашквиль лютеранский, нареченный «Молоток на книгу “Камень веры”», который молоток показался быть восковый, яко воск от лица огня, сиречь, от Слова Божия и самыя истины исчезнувший (Ярославский государственный архив. Ф. 59. Ед. хр. 1048).
Задание 1
Выберите правильный ответ.
При вступлении на престол Александр I обещал следовать политическому курсу:
а) Петра I
б) Петра III
в) Екатерины II
г) Павла I
Каковы были основные направления политического курса указанных правителей? Почему Александр I избрал для себя названный им образец?
Ответ: В.
Петр I – создание военного флота; реорганизация армии, органов государственного управления; экспансия на Восток; реформа церковного управления; европеизация культуры.
Петр III – подражал Петру I; провел секуляризацию земли; создание Государственного банка; указ о свободной внешней торговле; «Манифест о вольности дворянства» — получали право вообще не выходить на службу.
Екатерина II – укрепление самодержавия, усиление бюрократического аппарата, централизация страны и унификация управления.
Павел I – закон о престолонаследии; ослабление позиций дворянства; улучшение положения крестьян; усиление цензуры.
Александр воспитывался при дворе своей бабки и был приверженцем либерализма.
Задание 2
Укажите неправильный ответ.
В состав Негласного комитета входили:
а) П. А. Строганов
б) Н. Н. Новосильцев
в) А. А. Аракчеев
г) А. А. Чарторыйский
д) В. П. Кочубей
е) Ф. Лагарп
В, е.
Задание 3
Перечислите важнейшие реформаторские предложения Негласного комитета.
Амнистия; реформа органов государственной власти, реформа народного просвещения; решение крестьянского вопроса: разрешение крестьянам и мещанам покупать ненаселенные земли, «закон о вольных хлебопашцах».
Задание 4
Кем и о ком написаны эти строки?
Властитель слабый и лукавый,
Плешивый щеголь, враг труда,
Нечаянно пригретый славой,
Над нами царствовал тогда.
Справедливы ли они, на ваш взгляд? Почему? Могли ли эти строки быть написаны в 1801—1806 гг.? Чем это можно объяснить?
Александр Пушкин об Александре I. Строки были написаны в 1830 г.
Высказывание справедливо, потому что в начале своего царствования говорил о либерализации страны и ограничении самодержавия. Однако, оттянул решение этого вопроса, лавируя между либералами и консерваторами.
Задание 5
Объясните значение понятий:
Либерализм – течение, объединяющее сторонников парламентского строя, гражданских свобод (выбора веры, свободы слова, собраний, объединений и т. д.) и свободы предпринимательства.
Манифест – торжественное письменное обращение верховной власти к населению.
Амнистия – частичное или полное освобождение от судебного наказания, производимое верховной властью.
Задание 6*
Найдите в Интернете информацию об этих людях и выскажите предположение: чем они могли быть полезны молодому царю в проведении реформ?
Ф. Лагарп – либерал, воспитатель Александра; мог помочь ему с разработкой реформ по отмене крепостного права и введению конституции.
П. А. Строганов – друг Александра, именно он предложил проект Негласного комитета.
Н. Н. Новосильцев – член Негласного комитета, разработал проект «Уставной грамоты Российской империи» — первой конституции России.
А. А. Чарторыйский – глава министерства иностранных дел; мог дать советы по либерализации империи.
В. П. Кочубей – дипломат, государственный деятель; активно участвовал в обсуждении крестьянского вопроса.
Задание 7
Найдите в учебнике материал о том, как изменились функции высших органов государственного управления в 1802 г. Какие из органов были созданы впервые?
Сенат – превращен в высший судебный орган, контролировал деятельность местных властей.
Комитет министров – обсуждал общие вопросы управления страной, был учрежден при Александре.
Министерства – органы государственного управления вместо коллегий.
